Воспитание всегда должно учитывать личные качества воспитанников. Поэтому при умственном образовании прежде всего необходимо узнать, какие дарования имеет воспитанник, к каким предметам он преимущественно расположен и как надо поступать, чтобы предохранить умственные способности его от повреждения и правильно развивать их. Здесь опять нужно припомнить, что вообще было сказано о раз­личии личных свойств воспитанников.

Порядок и постепенность раскрытия умствен­ных сил зависят не от произвола воспитателя, а от самой природы. Сначала начинает действовать спо­собность внешнего восприятия. Вкус, осязание и зрение доставляют первые представления. Потом раскрываются слух и обоняние.

Хотя некоторые несправедливо утверждают, будто человек ничего больше не знает, кроме того, что он получает посредством внешних чувств,— ибо слишком неразумно идеи об истине, нравственном добре и красоте считать только произведением внеш­него опыта,— однако же образование способности внешнего восприятия весьма важно, не только пото­му, что от нее зависит обыкновенная деятельность человека, но и потому, что эта способность доставля­ет пищу уму, которую вслед за тем он по высшим идеям обсуждает, обрабатывает и употребляет для своих целей. Поэтому справедливо можно сказать, что с кругом зрения расширяется и круг мышления.

Человек не только видит внешние предметы, но может сознавать и то, что происходит в его собствен­ной душе. Эту способность мы называем внутренним чувством. Формирование этой способности тем необ­ходимее, чем меньше можно ожидать ее надлежащего раскрытия от свободного действия природы.

Разум есть способность составлять ясное и раз­дельное понятие о представляемых предметах или вообще — способность размышлять. К образова­нию этой способности можно приступать очень ра­но, и особенно с того времени, когда ребенок начи­нает говорить. Главная задача воспитателя здесь опять состоит в том, чтобы чаще возбуждать эту способность, руководить и упражнять.

При таком старании развить в детях разум ни­когда не нужно забывать наставление апостола: думайте о себе более, нежели должно думать; но думайте скромно (Рим. 12, 3). Как необходимо пробуждать в человеке высшие способности ума и приводить их в деятельность, так крайне вредно, ес­ли в душе воспитанника питается высокоумие, над­менность и тщеславное самодовольство. Это зло, при образовании разума, очень скоро обнаруживает­ся, особенно в даровитых детях, если ему не проти­водействуют со всем вниманием и твердостью.

Ум есть духовное око человека, которым он ви­дит не то, что является во времени и пространстве, но вечные первообразы как того, что есть, так и то­го, что должно быть. Хотя ум есть одна сила, одна­ко мы даем ему различные наименования. Он назы­вается: умом созерцательным (теоретическим), ког­да исследует истину, умом деятельным (практичес­ким), как провозвестник вечного закона, с которым мы должны сообразовывать все действия нашей сво­боды; а некоторые еще называют его высшим вооб­ражением (или фантазией), как орган, созерцающий идеи прекрасного, великого и высокого.

Под остротой ума мы понимаем способность схватывать сходное в различных предметах легко, быстро и живо. Она выказывается тем больше, чем неожиданнее проявляется, и с некоторой игрой со­единяет то, в чем обыкновенный взор не видит ника­кого взаимного отношения. Хотя эта способность, равно как и то ясное расположение души, от которо­го она зависит, есть дар природы, однако воспитание не должно при этом оставаться без дела. По крайней мере, оно может и должно давать направление ост­роумию и указывать предел: до сих пор и не дальше.

И способность предусматривать нужно пробуж­дать и образовывать в воспитаннике. Предусмотри­тельность состоит в устремлении взора не только на настоящее и прошедшее, но и на те события, кото­рые, вследствие постоянной причинной связи, рано или поздно должны случиться. Это истинно великое преимущество человека! Неразумное животное за­висит только от впечатлений настоящего и бессозна­тельно следует им.

Деятельность нашего ума была бы крайне огра­ниченна, если бы мы знали одно настоящее и если бы произведенные на нас впечатления тотчас опять исчезали, не оставляя после себя никакого следа. Тогда все наше учение было бы совершенно пустой работой,— сливанием воды в бездонный сосуд.