ИНТЕРМЕДИЯ В ЛОНДОНЕ
Я наблюдаю за собой, словно дело касается совершенно незнакомого человека.
Во мне происходит что-то, от меня не зависящее...
Я—слепец, которому стреляют в спину;
напрасно я оборачиваюсь в надежде увидеть, что же меня толкает.
Герман Мелвилл. «Марди»
1
— Эвальд?
Она посмотрела на него и сообщила, что у них уже есть пассажир с такой фамилией. Он, улыбаясь, объяснил, что это его тень, преследующая его, поэтому-то он и покидает эту страну, лишенную весны, тепла и красоты — здесь красивы лишь женщины. Она не улыбнулась в ответ, взглянула на его черный портфель — единственное, что у него было с собой,— и, когда он, повернувшись, направился в большой зал с панорамными окнами, наклонилась к сидящей рядом подруге. Он спиной ощущал их взгляды. Эвальд сел и стал смотреть на серое небо, на беспокойно снующих или терпеливо ожидающих пассажиров. Преддверие ада, подумал он, сверкающее, набитое битком, тесное; воздух словно пропитан зловещими предчувствиями, страхом, подавленностью, тревогой, сомнениями, безымянной смертью; голос в громкоговорителе умело дирижировал людскими потоками, направляя их в разные стороны, самолеты взлетали и с глухим рокотом исчезали в облаках; пахло металлом и мастикой. Он закрыл глаза, но, почувствовав, что за ним наблюдают, внимательно огляделся — Эвальда не было. Он послал ему телеграмму в Лондон — небось мечется сейчас, бедняга, у себя в номере, как загнанная крыса. Эвальд поднялся и пошел купить бутылку водки. Впереди стоял человек, от которого пахло чесноком, он изучал прейскурант алкогольных напитков, Эвальду захотелось толкнуть его, на мгновение их взгляды встретились—в глазах незнакомца мелькнуло удивление,— он как будто узнал Эвальда, но очередь зашевелилась, продвинулась, и он больше не оглядывался. Вернувшись на место, Эвальд увидел, что идет дождь. Пейзаж за окном был тусклым, невыразительным. Подчиняясь голосу, грохотавшему на весь зал, Эвальд прошел через турникет на мокрое летное поле, к лениво свистящему самолету, внутри пахло как в автобусе тридцатых годов, играла негромкая, словно ватная, приглушающая страх музыка. Самолет медленно тронулся с места, потом замер, ожидая разрешения на взлет. Эвальд смотрел в иллюминатор: ангары, поля, несколько рахитичных ворон, затесавшихся в стаю хищных птиц; самолет покатился по полосе, неохотно оторвался от земли, рванулся ввысь, стремительно набирая высоту; Эвальд читал «Берлингске Тиденде», не понимая ни слова. Он заказал виски—у стюардессы на губах играла заученная улыбка,— закрыл глаза и вспомнил вчерашний сумбурный день: пораженные лица на заседании, собственную дерзость, с которой он провел новый план рекламной кампании стряхнул с себя растерянность, недомогание, наваждение, и принял решение начать новую, деятельную жизнь. Эвальд попрощался, жадно поцеловал Лилли —она слегка возбудилась, шепнул ей на ухо несколько слов — он уже не помнил, что именно,— он жил и действовал. Эвальд жевал, ел, пил, смотрел на ослепительно прекрасные облака и сверкавшее майское солнце. Кресло рядом было не занято—никто не нарушит его покоя; Эвальд погрузился в тяжелую дремоту: одно на другое наплывают лица Анн, Робби, Вернера Флака, растворяясь в темном, плохо освещенном автобусе; на темной лестнице гулко раздаются шаги, в освещенном дверном проеме четко выделяется черная фигура—это Тот Человек; лестницу затопляет какофония всевозможных звуков, на пороге стоит хозяйка «Гельвеции», он проходит мимо нее и распахивает окно, в комнату врывается поток свежего воздуха, холодящий его влажный лоб; он проснулся. Далеко внизу сверкала вода, почти ослепленный, Эвальд прижался лбом к холодному стеклу и откинул спинку кресла. Волосы Анн рассыпались по белой подушке, она молчит, бледная как смерть,— он смотрит на нее, держа в руке кухонный нож. Кто-то, точно животное, заскребся в дверь. Эвальд распахивает дверь, там стоит Он; он смешно вытягивает шею—кругом женщины: Шёльдвик, Маттис, Лехтинен, Суонперэ, фон Энгель, и среди них Лилли, ее лицо искажено непристойным беззвучным криком, большие голубые глаза широко открыты, как у него самого; вот ее лицо начинает растекаться, как вода по стеклу, он закрывает глаза руками, но перед ним возникает лицо Анн—она лежит на кровати между иссохшими стариками. «Забери меня отсюда!» Ее губы шевелятся возле самого его уха. «Забери меня отсюда!» Но рядом возникает Эвальд, он вцепился в нее с другой стороны, потянул — она лопнула, как хлопушка, пошел дождь из конфетти, а может, это был снег, его охватило огромное, словно бездонный космос, чувство свободы, точно его насквозь промыло ветром; он карабкается по узкой пожарной лестнице, она чуть качается, начинает падать, и он тоже падает, падает, падает, скованный паническим, слепым, холодным ужасом; он упал во что-то мягкое, это — Герд, он погружается в ее необъятное тело; его тряхнуло, трескучий голос стюардессы рассек дымный туман тяжелой дремоты:
— Мы приближаемся к Хитроу.
