«Человек должен уметь бороться и побеждать» — эти слова прочно засели у меня в голове, постоянно звучали в ушах. Человек не должен впадать в уныние, а тем более в отчаяние, если его постигнет неудача. «Никогда не надо ставить на всем точку, будь вам тринадцать или восемьдесят лет» — такой вывод я сделала из встречи с замечательным стариком/который пас уток. Позже я узнала, что он был известным педагогом и у него учился тот самый заместитель министра, который отменил приказ о моем исключении.
Когда я окончила школу, то первым делом поехала в Ханой, надеясь разыскать моего необыкновенного знакомого и сердечно поблагодарить его, но, как выяснилось, он в это время был в Москве на научной конференции, я же поехала учиться в Венгрию на геолога. Закончив институт, приехала домой и узнала печальную новость: этот прекрасный человек умер.
В родном городе я долго бродила по улицам. У меня было много встреч с бывшими одноклассниками. Как ни странно, первой, кого я встретила, была Бой. Она работала в аптеке — продавала лекарства. С возрастом Бой сильно расплылась, от ее былой красоты мало что осталось. Я поинтересовалась у нее судьбой Ли.
— Ли больше не живет в нашем городе,— ответила Бой.— Он хотел стать шахтером, но на шахту его не взяли из-за слабого здоровья. Тогда он завербовался на строительство завода азотных удобрений в Бакзанге. Говорят, он так и остался работать на заводе.
На улице я встретила Дао Ка. Он по-прежнему продавал самодельные конфеты.
Рыжая Жаба вышла замуж и родила четверых детей. Она не стала бродячей торговкой, а открыла собственную харчевню, наловчилась готовить бульон с вермишелью и крабами. Рыжая Жаба так раздобрела и повела себя так солидно, что ее прежнее прозвище как-то само собой позабылось, и теперь к ней относятся с величайшим почтением.
Я зашла в родную школу. Папаша Тхе уже давно там не работал: пока я училась за границей, его перевели в Ханой на пропагандистско-просветительную работу. А математика Батя назначили директором школы. Мы с ним долго ходили по двору, постояли возле эстрады, обошли вокруг бассейна, полюбовались цветами на клумбах перед окнами канцелярии, прошлись по школьным коридорам,— и я словно заглянула в прошлое — в те безвозвратно ушедшие светлые годы, когда каждый день бегала в школу.
Во время летнего отпуска мы с Лоан побывали в селении Муон у дяди Мока. Он встретил нас как родных. За годы разлуки между нами не возникло никакого отчуждения: мы встретились с дядей Моком так, словно расстались с ним вчера. Я подарила дяде Моку плащ и меховую шапку, которую купила в Монголии. Зунгу я подарила новую двустволку — он ведь заядлый охотник. Зунг прижился в этих краях и теперь ничем не отличался от местных парней. Дядюшка Рок умер. Жители селения Муон похоронили его рядом с сыном.
Перед возвращением в Ханой я побывала на Зеленой речке, на острове Золотой Цветок. Хотелось навестить нашего друга — рыболова и его медноволосую маму. К моему удивлению, остров оказался совсем крошечным. Когда я смотрела на него глазами ребенка, он был другим — так и манил меня, так и завораживал какими-то неразгаданными тайнами. И речушка тоже оказалась не такой уж глубокой, а дорога до Лотосового озера и вовсе короткой.
Я пошла по тропинке вдоль канала, по той самой тропинке, которая когда-то привела меня к могучему хлопковому дереву. Под этим деревом мне суждено было познакомиться с мудрым пожилым человеком, вселившим в мою обескрыленную душу бодрость и веру в будущее. Мне захотелось посидеть там в тишине с закрытыми глазами, чтобы перед началом нового пути мысленно пройти дорогами моей юности.