Я проснулась в половине девятого. В доме было тихо, разве что щелкали своими длинными язычками геккончики , которые бегали по потолку. Вот-вот снова пропоют петухи. Во дворе бродячий кот поймал большого жука и играл с ним. Ни Кау, ни его матери дома не было: они куда-то ушли еще до того, как я проснулась. Они оставили для меня на бамбуковом топчане миску с вареными бататами. Умывшись во дворе, я вернулась в дом и принялась за бататы, потом медленно прошлась по деревенской улице, разглядывая дома, сады и огороды. В такое время на деревенской улице всегда безлюдно: все работают в поле. В деревне остаются лишь старухи с маленькими детишками и играющая ребятня. Рядом с общинным домом и отличным колодцем я увидела детский сад. На веревках сушились детские полотенца. Я понаблюдала за тем, как воспитательница занимается с детишками из подготовительной группы. Один малыш, который сидел в стороне, громко ревел,— видимо, он был наказан воспитательницей. Своим ревом он заглушал ее голос. В конце концов мне надоело бесцельно бродить по деревенской улице, и я решила пойти на поле. Я двинулась по неширокой дороге, которая бежала рядом с оросительным каналом. По этой дороге на поля возили удобрения, а с полей — рис. Передо мной до самого горизонта тянулись зеленые рисовые посадки, залитые водой, на них белели точками утки, добывавшие себе корм. День был не очень солнечный. По небу плыли легкие облачка, сквозь которые пробивались солнечные лучи, похожие на золотые нити. На меже у края дороги по соседству с зеленой травкой росли бледно-лиловые гелиотропы, они источали нежный аромат, который перемешивался с медвяным травяным запахом. Эти запахи опьяняли, от них кружилась голова. Оросительный канал тянулся через поля ровной-ровной линией.


Глядя на подернутую рябью воду, я вдруг вспомнила одну старинную легенду.
Жил-был на свете маленький принц, который очень любил кататься на лодке. Король подарил принцу красивую лодку с драконом на носу, а солдатам велел вырыть для принца в императорском «запретном городе» небольшой канал. Принцу очень нравилось кататься на своей лодке. Как-то раз одному важному сановнику захотелось подшутить над маленьким принцем. Он сказал принцу: «Любезный принц, на вашей лодке вы доплыли до самого моря». Принц не поверил своим ушам. «Неужели я доплыл до самого моря?» — недоверчиво спросил он. «Так оно и есть»,— подтвердил шутник, решивший потешиться над принцем. Но принц засмеялся в ответ счастливым смехом: он в самом деле поверил, что маленький канал посреди императорской столицы — это и впрямь море...
— Наивный маленький принц! — сказала я вслух и с грустью подумала: совсем недавно я была такой же наивной, как этот принц. Теперь я стала куда взрослее, куда сильнее. Размышляя о своей судьбе, я не заметила, как свернула на тропку и оказалась у подножья невысокого холма, на котором стояло старое хлопковое дерево с толстым шершавым стволом и могучими ветвями. Я подумала, что взрослому человеку не обхватить и полствола. Пора цветения уже прошла, и сейчас дерево было покрыто бледно-зелеными плодами — коробочками с шелковистым пухом. Я вспомнила, что на этом дереве сначала появляются цветы, а потом уже листья. При каждом порыве ветра по листве пробегал задумчивый шепот: одинокий великан тихонько разговаривал сам с собой на своем, только ему одному ведомом языке. Какой у него величественный, царственный вид! А может быть, это вовсе не дерево, а великан из волшебной сказки?
Я с благоговением смотрела на чудо-дерево, а в душу снова закрадывалось горькое чувство. Отчего мне так одиноко, так сиротливо среди изумрудного великолепия полей, залитых веселыми лучами утреннего солнца? Все забыли про меня. Я всем чужая... Вон блестит, искрится на солнце вода в арыке. Она торопится куда-то, бежит мимо меня, тихонько что-то бормоча про себя. Ей некогда. А вон гелиотропы наклонили свои нежно-лиловые головки. Им не до меня: они о чем-то шепчутся с пчелами. Я опять взглянула на могучего зеленого великана и на этот раз подумала, что ему совсем не одиноко на этом холме: он о чем-то беседует с небом, с солнышком. А я... С такими думами я стала подниматься на холм, решив посидеть в тени и дождаться, когда Кау придет из школы. Добравшись до вершины холма, я вдруг увидела на другой его стороне сухонького старичка. Издали старичок чем-то напоминал одного из семи гномов «Белоснежки». На старичке была солдатская гимнастерка времен Сопротивления против французских колонизаторов, надетая поверх коричневых крестьянских штанов с высоко засученными штанинами. Сходство с гномом старичку придавала остроконечная плетеная шляпа. Он сидел в глубокой задумчивости, спокойно положив руки на колени. Рядом с ним лежала длинная палка, к одному концу которой были привязаны сухие банановые листья. «Ясно, этот старичок пасет уток»,— догадалась я, увидев внизу крошечное болотце, в котором ныряли и плескались утки; их было по крайней мере несколько десятков. Уткам явно нравилось это раздолье.
Я направилась туда, где сидел старичок. Он оглянулся, услышав мои шаги.
— Здравствуйте! — вежливо сказала я.
— Здравствуй, девочка,— откликнулся старичок на мое приветствие.
Из-под густых седых бровей на меня с любопытством смотрели живые внимательные глаза.
— Ты откуда взялась?
— Из города,— ответила я и села на травку поодаль.
Утки между тем почувствовали себя настолько вольготно,
что стали шумно хлопать крыльями, пытаясь перебраться на рисовое поле. Старичок тут же поднялся, взял свою палку с банановыми листьями и начал ею размахивать и хлопать. Утки с испуганным кряканьем тут же повернули назад, на свое болотце. Через минуту они снова с удовольствием плавали и ныряли на отведенном им весьма скромном водном пространстве. Старичок опять уселся и положил палку рядом с собой. Потом он достал из кармана пачку сигарет «Тхудо»— «столичные». Порывшись в другом кармане, он извлек оттуда блестящую металлическую зажигалку. Мне никогда не приходилось видеть таких миниатюрных зажигалок. Старичок неторопливо вынул сигарету и прикурил от зажигалки. Своими манерами старичок не походил на обычного деревенского жителя, занятого своими утками. И вообще... разве деревенские жители курят сигареты? Конечно же, они курят табак. Когда крестьянину хочется курить, он сначала вынимает табакерку, которую носит в кармане рубахи, потом достает бамбуковую трубку — ее он носит за поясом вместе с трутом и огнивом. Запалив искру, крестьянин, раскуривая трубку, делает несколько глубоких затяжек, потом уже пыхтит трубкой, блаженно прикрыв глаза. Он может дымить своей трубкой так долго, что невольно возникает желание заглянуть ему в горло и посмотреть, не прячет ли он там запас половы? Уж не она ли дымится у него в горле? Когда клубы дыма перестают наконец выходить у крестьянина из горла, он вдруг открывает глаза и начинает разглядывать свою трубку. Он смотрит на нее как на друга, с которым неожиданно встретился после долгой разлуки. Только после этого он ее хорошенько вытряхивает, при этом пепел из нее высыпается хлопьями. Эти хлопья почему-то кажутся мне похожими на жаб, которые выскакивают изо рта злой колдуньи.
Такие сцены я наблюдала, когда ездила в деревню к бабушке. Вместе со своими двоюродными братьями и сестрами я бродила по полям, бегала по деревне.
В деревне я видела довольно много интересных вещей. Вот почему старичок, который пас уток, показался мне очень странным, прямо-таки удивительным. Помимо того, что он управлял своими утками весьма своеобразным способом и курил совсем по-городскому, этот старичок еще был очень хорошо воспитан, держался он прямо-таки изысканно. И еще я обратила внимание на то, что руки у него небольшие, изящные,— не то что у крестьян.
«Кто он? Почему он здесь?» — думала я, поглядывая краешком глаза на длинные седые волосы необыкновенного старца, а тот делал вид, что не замечает моих любопытных взглядов, и преспокойно курил сигаретку, изящно пуская колечки дыма. Лицо у него было изборождено морщинами, морщинки расходились лучиками от уголков глаз.
Вдруг старец повернулся в мою сторону.
— Ну-ка, девочка, садись поближе ко мне! — сказал он дружелюбным тоном.
Погруженная в свои раздумья, я не шелохнулась.
— Ты слышишь меня? Иди сюда! — повторил он тихо, но настойчиво.
Я подняла голову, и наши глаза встретились. Странный незнакомец смотрел на меня так доброжелательно, что я сразу поднялась и подошла к нему. Он потянул меня за руку, предлагая сесть рядом с ним. Я покорно уселась напротив него.
— Ну, а теперь выкладывай, что с тобой стряслось,— сказал старец очень серьезным тоном.— Что ты здесь делаешь одна? Почему ты не в школе? По твоему лицу видно, что у тебя беда... Не стесняйся, рассказывай по порядку! А вдруг я смогу тебе помочь? Если же я не смогу быть тебе полезен, то по крайней мере твердо обещаю держать язык за зубами. Не беспокойся, твоих секретов никому не выдам.
Я разинула рот от удивления и снова заглянула в глаза необыкновенного незнакомца: они по-прежнему светились добротой и сочувствием. Затянувшись еще раз сигаретой, загадочный незнакомец с рассеянным видом пускал колечки дыма, они медленно уплывали в лазурное небо. Внимательное, сосредоточенное молчание незнакомца подействовало на меня сильнее всяких слов: у меня вдруг возникло такое чувство, что этому человеку можно смело довериться. В этом мягком с виду человеке была какая-то особая притягательная сила, он внушал доверие и желание раскрыть перед ним душу. Я уже знала, что расскажу ему обо всем без утайки, но мне надо было собраться с духом. Я молчала, не зная, с чего начать, а когда наконец заговорила, то сама удивилась: на сей раз я рассказывала о своих злоключениях четко и ясно, без лишних подробностей, но и не опуская важных деталей. Возможно, к этому времени я настолько устала от своих переживаний, что теперь могла рассказывать о них спокойно. Незнакомец слушал меня, не перебивая и не задавая вопросов. Пока я говорила, он дважды доставал сигаретку и сосредоточенно курил. Его умные глаза сидели глубоко, прикрытые густыми седыми бровями. Взглядом он как будто подбадривал меня.
Когда я закончила свой рассказ, незнакомец ласково погладил меня по голове и мягко спросил:
— А теперь скажи мне, девочка, правильно ли ты поступила?
— Это вы насчет того, что я заперла Жа в уборной? Конечно, неправильно, но ведь...
— Но ведь он того заслужил? Это ты хотела сказать? — перебил меня незнакомец и засмеялся.
— Я хотела сказать... Я хотела...
— Не надо объяснять, и так все ясно. Я внимательно слушал тебя, а теперь ты послушай, что я тебе скажу. Ты слыхала когда-нибудь такие слова: «Если тебя ударили по левой щеке, подставь правую?» Христиане считают, что эти слова принадлежат Христу, который внушал обездоленным, что они должны покорно и безропотно переносить тяготы жизни, отказаться от всякой борьбы. Представь себе, что было б, если бы наш народ подставил французским колонизаторам правую щеку после того, как они ударили нас по левой щеке? Мы бы потеряли Родину. В книгах по истории нашей страны были бы вымараны имена наших национальных героев. Вы бы ничего не узнали о сестрах Чынг, о воительнице Чьеу, о нашем прославленном Нгуен Хюэ . Вас бы заставили заучить фразу: «Наши предки были галлы» . Хочешь верь, хочешь нет, но я запомнил эту фразу еще со школьной скамьи.
Увидев, что я в недоумении вытаращила глаза, незнакомец невесело усмехнулся.
— Ты мне не веришь? При господстве французских колонизаторов в наши головы буквально вдалбливали эту фразу, нас заставляли постоянно твердить: «Наши предки были галлы». Я говорю это тебе для того, чтобы ты усвоила одну истину: и целая нация, и отдельная личность должны уметь постоять за себя, уметь бороться, но...— Здесь незнакомец остановился и окинул меня изучающим взглядом.
Только теперь я заметила, что глаза у него были с хитринкой. В них светились и прыгали веселые огоньки.
— Но... но бороться можно по-разному,— продолжал мой собеседник,— и борьба бывает разная. Борьба с врагом — это одно дело, борьба с ошибками окружающих нас людей — совсем другое. Особенно трудно приходится в тех случаях, когда нужно возразить человеку, который старше тебя по возрасту и занимает более высокое положение. Словом, очень это непросто — бороться с теми, к кому тебе положено относиться уважительно.
— Значит, я должна была молча терпеть издевательства?
Значит, у меня нет никаких прав, кроме права пожаловаться классному руководителю?
— Погоди, не спеши,— сказал мой собеседник, положив мне руку на голову.— Разве я сказал, что ты должна была молча сносить оскорбления? Просто надо было вести себя более осмотрительно, от этого ты бы только выиграла.
— А как бы вы поступили на моем месте?
— Я бы потерпел еще немного, чтобы не наделать сгоряча глупостей и чтобы иметь доказательства своей правоты. Недаром говорят: «Не зная броду, не суйся в воду».
Я снова вспомнила, как повела себя у директорши великовозрастная Бой, как она начисто все отрицала, и подумала, что мой собеседник абсолютно прав. Не зная броду, не суйся в воду... В самом деле: разве можно было разоблачить недостойное, позорящее звание учителя поведение Жа, действуя столь наивно и необдуманно?
Мой собеседник между тем продолжал:
— Хочешь доказать свою правоту — наберись терпения, а не лезь на рожон. Я бы на твоем месте прежде всего рассказал о недостойном поведении Жа матери и классному руководителю, поговорил бы с умным, знающим жизнь человеком.
— Но этот Жа открыто издевался надо мной! — воскликнула я в негодовании.
— Согласен,— сдержанно сказал мой собеседник,— но все же если действовать необдуманно, если не припереть такого к стенке, то сам попадешь впросак, сам окажешься виноватым. Ты оказалась именно в такой ситуации: тебя исключили из школы, а этот Жа вышел сухим из воды.
— Сколько в жизни несправедливостей! — воскликнула я со злостью и отчаянием.
Мой собеседник погладил меня по голове и добродушно засмеялся.
— Перестань размахивать руками! Того и гляди стукнешь меня по голове, сделаешь мне больно. Я ведь старый, а ты вон какая сильная! Как бы там ни было, а отчаиваться не надо. Ты права: в жизни много несправедливостей, но ведь много и хорошего. Разве твоя мама не любит тебя? Любит, конечно, но она, по-видимому, относится к разряду людей, которые мыслят слишком прямолинейно и не отдают себе отчета в том, что в жизни встречаются такие сложные ситуации, когда нельзя рубить сплеча. Мама не нашла к тебе подхода — вот ты и убежала из дома. Но все равно мама у тебя хорошая. Что же касается твоего классного руководителя, то он просто замечательный человек. Ты со мной согласна? А этот мальчик, у которого отец пьяница?.. Забыл, как его зовут. Ах, да, у него девчачье имя Ли. Этот мальчик поступил благородно, ничего не скажешь. А маленький рыбак и его мама? Они оба тоже очень хорошие. Славных людей очень много, они — соль земли. Если бы их не было, то не стоило бы жить. Плохих людей, правда, тоже немало. Но ведь без зла не было бы добра, как без тьмы не было бы света. Если нет ночи, то что такое день? В любом обществе наряду с хорошими людьми обязательно существуют плохие, вот хорошим и приходится с ними бороться. К тому же иным негодяям все сходит с рук! Взять хотя бы вконец распустившегося учителя физкультуры, который решил, что ему все можно. Безобразничает, а прикидывается овечкой. Такие, как он, на все способны. Из чувства мести он может ославить твою маму и спалить твой дом.
— Тогда... тогда таких надо убивать! — в запальчивости закричала я.— Если бы я жила в те революционные годы, я бы... я бы...
— Погоди, не кипятись! — прервал меня мой собеседник и громко засмеялся.— И не говори глупостей! Не надо путать личные обиды с праведным гневом целого народа, у которого отняли свободу и независимость. Это разные вещи. По сравнению с бедствиями, в которые был ввергнут наш народ, твои злоключения — легкие царапины. Они заживут. Но от тебя все-таки потребуется мужество, чтобы справиться с потрясением. Сейчас тебе надо подумать о будущем. Что ты собира-ешься делать дальше?

— У меня нет будущего,— убежденно ответила я.— Директорша разослала копии приказа во все школы нашей провинции, так что на моей учебе можно поставить точку. Это конец всего.
— Конец всего? — спросил мой собеседник язвительным и вместе с тем сочувственным тоном.— Моя юность прошла в колониальные времена, при полицейском режиме. Когда мне было семнадцать лет, жизнь казалась беспросветной, и все-таки я считал, что она только начинается.
«Чем же мне теперь заниматься? Продавать мороженое? Или занимать места в очередях и продавать их по пять су, как это делает Рыжая Жаба?» — собралась было я сказать, но тут у меня задрожали губы, лицо исказилось гримасой, а из глаз ручьем потекли слезы.
Удивительный старик ласково погладил меня по голове.
— Не разводи сырости! — сказал он.— Только дождя нам и не хватало... Лучше наберись терпения и выслушай одну историю. Когда-то в пору далекой юности мне попалась книжка на французском языке, я прочитал ее залпом. В ней рассказывается история одного юноши, которого по ошибке бросили в тюрьму, хотя за ним не было никакой вины. Жизнь в тюрьме не сломила юношу, а, наоборот, закалила его волю. Он стал необыкновенно бесстрашным и дерзким. Он много раз убегал из тюрьмы. Его ловили и возвращали назад и каждый раз подвергали еще более жестоким наказаниям и унижениям. Он получил прозвище «Мотылек». Этот когда-то тихий и робкий юноша не потерял присутствия духа, он не пропал даже тогда, когда оказался на непроходимом болоте, ему был нипочем самый страшный шторм. У этого человека была несгибаемая воля, благодаря которой он сохранял мужество в любой ситуации. Когда все его товарищи отказались от борьбы и смирились с жалкой участью узников, он один вышел в море на плоту, который смастерил из высушенной скорлупы кокосовых орехов, и добрался до берегов Америки. К тому времени он уже успел состариться и поседеть. О своей истории он правдиво рассказал в книге, которую написал на склоне лет. Эта книга принесла ему популярность. Тогда французское правительство — то самое, которое держало его в тюрьме на острове, хотя он не совершил ничего дурного,— предложило ему вернуться на родину — уже в качестве писателя... Вот какие истории случаются на белом свете.
Увидев, что я слушаю, раскрыв рот, необыкновенный старец со смехом спросил:
— Ну что ты на это скажешь?
Я смущенно опустила глаза. Тогда мой новый знакомый спросил:
— А ты читала Горького?
— Конечно! В хрестоматии для девятого класса я читала «Песню о Буревестнике».
— А «Детство» и «Мои университеты» ты читала?
— Не-ет,— в замешательстве призналась я.
— Жаль! Если бы ты прочитала эти книги, ты бы очень многое поняла. Горький — это псевдоним, потому что в жизни писателя было много горького. Когда он осиротел, ему пришлось бродяжничать, с ранних лет он сам добывал себе на хлеб. А книги читал по ночам при свете лампады. Он даже пытался читать при свете луны, отраженного от медной кастрюли,— из этого, правда, ничего не вышло. А вот ты небось читаешь при яркой электрической лампочке, да? Горький освоил множество разных профессий, он не чурался тех, кто оказался на дне общества. Пройдя через эти университеты жизни, Горький научился быть чутким к страданиям других, он научился благородству и великодушию. Он стал писателем с мировым именем.
Я молча слушала необыкновенного старика. Он вдруг заглянул мне в глаза и сказал:
— Думаю, что Горький даже в самую трудную минуту его жизни не сказал бы: «Это конец всего». Никогда не говори и не думай так, даже когда... состаришься.
Мой собеседник стал задумчиво смотреть куда-то вдаль, а я продолжала молчать. Я поняла, что он думает о чем-то своем, и не хотела ему мешать. Да и сама я еще была под впечатлением того, что рассказал мне этот удивительный человек, словно распахнул передо мной двери в будущее, полное героических свершений и светлых радостей. Мои недавние злоключения показались мне пустяковыми. У меня вдруг стало легко на сердце. «Нет худа без добра,— решила я.— По крайней мере, теперь мне не страшны настоящие беды и испытания. Что бы там ни было, надо уверенно идти к своей цели».
На небе ярко светило солнце, оно стало ослепительным. На полях стояла тишина, только тихо веял ветер. Далеко на горизонте медленно плыли легкие белые облачка, словно сказочные овечки вышли попастись на необъятных лугах небесного пространства. Ах, как хочется прикоснуться рукой к их мягкой, прохладной, легкой, как пух, шерстке! Солнечные лучи пробивались сквозь листву могучего хлопкового дерева, мне стало припекать затылок. Я сообразила, что уже полдень и Кау, наверное, пришел из школы. Я вскочила и стала прощаться с необыкновенным старцем, который уже давно пребывал в состоянии глубокой задумчивости. Он словно очнулся от сна.
— Ты пойдешь обратно в деревню? Ну иди, иди...— сказал
он.
Я уже собралась уходить, как он вдруг остановил меня:
— Подожди... Чуть было не забыл о самом главном.— С этими словами он достал из кармана своей старой гимнастерки миниатюрную авторучку, она была не больше сигареты.— Скажи мне, как зовут тебя и твою маму, какой у вас адрес, в какой школе ты училась, как зовут твоего классного руководителя. Я постараюсь тебе помочь. Я сделаю все, что в моих силах...
И он записал мелким почерком на пачке сигарет то, что я ему продиктовала.
— Будь мужественной, малышка! Надеюсь, мы с тобой еще встретимся. Обязательно встретимся. Земля ведь круглая. Ты согласна со мной?
Я ответила, запинаясь от волнения:
— От всей души благодарю вас. До свидания. Еще раз огромное вам спасибо.
Старик протянул мне свою сухую, сморщенную руку.
— До свидания, малышка. Желаю тебе счастья и удачи. Запомни то, что я тебе говорил. Это пригодится в жизни.
После этого старик пожал мне руку, как взрослой. Я пошла назад, а он уселся на прежнее место. Я несколько раз оглядывалась, чтобы еще раз увидеть старичка с седыми волосами, казавшегося совсем маленьким на фоне могучего дерева. Издали он был очень похож на доброго старого гнома из сказки «Белоснежка и семь гномов».

Добавить комментарий


Защитный код
Обновить

Copyright © 2024 Профессиональный педагог. All Rights Reserved. Разработчик APITEC
Scroll to top