История, о которой я хочу рассказать, случилась со мной в тот год, когда мне исполнилось двенадцать. Мы с мамой жили тогда в маленьком городке под названием Жеу. В нем сохранилось от прежних времен несколько улиц с добротными старыми домами под крышами из красной черепицы. Каждый дом был окружен просторной верандой с изящными столбами, покрытыми черным лаком. У каждого дома — массивные деревянные двери, украшенные на старинный манер затейливой резьбой. А сады! Не было ни одного дома без сада. Какие только фрукты, какие только ягоды не росли за низкими заборами, позеленевшими от мха! По ту сторону железнодорожного полотна начинались улицы, которые появились сравнительно недавно. В новом районе преобладали двухэтажные дома, выросшие на пустырях. Некоторые из них были построены на сохранившихся кирпичных фундаментах старых домов, разрушенных во время войны Сопротивления против французских колонизаторов . Дома побольше соседствовали с совсем крохотными, фасад каждого дома был обязательно украшен балконом или балкончиком с чугунной решеткой, привлекавшей причудливым узором. В этих домах жили главным образом торговцы; в нижних этажах они держали свои лавочки и магазинчики, где можно было купить все что душе угодно: от всевозможных тканей и галантерейных товаров до соусов и приправ, риса и рисовой муки. У самой железной дороги, отделявшей старую часть города от нового района, собирался рынок. На столбе перед рынком развевался красный флаг.
Каждый раз накануне праздника Тета рыночный сторож Тао заменял новым куском алого шелка изрядно вылинявшее и выцветшее полотнище — целый год его поливали дожди, трепал ветер, опаляло солнце. С этим рынком многие жители городка связывали самые радужные надежды: им казалось, что он принесет им процветание в будущем. Железнодорожная станция была в двух шагах от рынка. Когда поезд прибывал на станцию, из допотопных вагончиков выплескивалась шумная толпа и направлялась к рынку. Пассажиры, которым надо было ехать дальше, высовывались из окон и с любопытством глядели на рыночную толчею. А те, что продавали и покупали на рынке, в свою очередь, на миг забывали о своих заботах и таращили глаза на диковинную металлическую змею, которая с пыхтением и сопением трогалась с места и уползала по рельсам, оставляя за собой клубы молочнобелого пара.
Рядом с городком протекала речушка, до нее было не больше полкилометра. Мы называли ее Зеленой речкой, потому что вода в ней была с изумрудным оттенком. На волнах Зеленой речки всегда качалась чья-нибудь лодка под парусом, похожим на крылышко бабочки, но, если не было ветра, лодка застывала на месте, и тогда незадачливому рыболову приходилось прыгать в воду, обвязываться канатом и тащить лодку на виду у ребятишек, которые с любопытством глазели на забавное зрелище. Иногда горе-рыбак ни с того ни с сего затягивал песню с бесконечно повторяющимся припевом. На Зеленой речке был остров, который мы называли Золотым Цветком. В ту пору на острове буйно разрослись кусты зуой, которые были сплошь усыпаны небольшими плодами. Созревая, плоды приобретали золотисто-желтый цвет, как у коконов тутового шелкопряда. Издали казалось, что чьято озорная рука забрызгала зеленые кусты золотистой краской. На этом острове мы с Лоан прятали свои сокровища. Помнится, там стояла полуразрушенная часовенка, которую все называли часовней Пяти Тигров. Часовенка была совсем крохотная, но одному человеку в ней вполне удалось бы расположиться на ночлег в ненастную погоду. В те дни, когда люди из города отправлялись на остров, чтобы умилостивить Пять Тигров, над рекой стелился дымок от курящихся в старинной часовне ароматных палочек, и тогда казалось, что этот благовонный запах источают спелые золотисто-желтые плоды зуой.
На второй день цирк дал пять представлений, но поток зрителей не иссякал. В толпе, возле импровизированной арены, вдруг появился странный незнакомец. Более странного человека нельзя было сыскать ни среди жителей городка или близлежащих деревень, ни среди тех, кто проездом останавливался в городке, направляясь на храмовый праздник. Одет он был в черное — такую одежду обычно носят люди из народности нунг: длиннополый халат с деревяшками вместо пуговиц, просторные широкие штаны. На боку у него висел матерчатый мешок, как у старых китайцев, торгующих на ярмарках разными лекарствами и тигровой мазью. На голове красовалась грязная шляпа из воловьей шкуры. Его длинное лицо было покрыто оспинами. Огромными красными ручищами незнакомец неловко придерживал свою шляпу за поля. Его глаза сверкали из под густых и черных как смоль бровей. Он стоял позади толпы. Все взгляды были обращены на обезьянок, весело задиравших друг друга, и на незнакомца почти никто не обращал внимания. А его самого цирковое представление нисколько не занимало. Он не отрываясь смотрел на городских ребятишек, плотным кольцом окружавших цирковую арену. На его открытой загорелой шее ходуном ходил кадык. Простояв так довольно долго, неизвестный неожиданно исчез.
Под вечер хозяин бродячего цирка и его жена сняли занавес, отвязали и смотали веревки, убрали колышки, разобрали подмостки. Все свое нехитрое имущество они уложили в повозку с крытым верхом, корзину с сеном для лошади пристроили сзади. Мартышек посадили в клетку. Потом запрягли лошадь и не спеша тронулись в путь. Мы побежали сзади, чихая от дорожной пыли и острого запаха конского пота. Я повернула назад только тогда, когда повозка скрылась за поворотом дороги. На улицах уже зажглись фонари. Возле милицейского участка почему-то толпился народ. Интересно, что могло случиться в нашем городке? Я услышала в толпе женский голос:
— Да вот мальчишка пропал! Беда, да и только!..
— Чей мальчишка? — спросил другой женский голос.
— Сын бывшего капрала Кана.
— Который это?
— Да самый младший. Не знаю, как зовут.
— Значит, это худышка Зунг! Такой щупленький и смуглый. Он, да?
— Да вроде бы.
— Из всех детей Кана худышка Зунг самый послушный и смышленый. Отец небось с ума сошел от горя.
— Не скажите! Вот если бы у бывшего капрала Кана пропали деньги, тогда другое дело... Тогда бы он обезумел...
— Ну и язычок у вас, любезная.
— А вот сами увидите!..
Диалог двух женщин перекрыл громкий голос лейтенанта милиции:
— Граждане, попрошу разойтись! Мы разберемся и сообщим вам, когда нам станет что-нибудь известно.
Но люди не расходились, они стояли группами и тихо обсуждали происшествие. Им хотелось дождаться, когда из милицейского участка выйдет Кан. Сам бывший капрал Кан ни у кого не вызывал симпатии, но раз у него случилось горе, каждый готов был ему посочувствовать, а заодно и удовлетворить свое любопытство: всем было интересно, как он себя поведет в такую минуту. И вот бывший капрал Кан появился на пороге. Увидев, какое у него непроницаемое лицо, толпа притихла. Я неприязненно рассматривала гладко выбритые щеки и лоснящийся, точно смазанный жиром, лоб капрала. Меня поразило бесстрастное выражение его глаз: можно было подумать, что это не у него пропал сын. Между тем капрал Кан поднял руку.
— Вам, граждане, повезло с детьми,— начал он,— а вот из моего младшего ничего путного не получилось. От безделья потянуло бродяжничать, вот он и убежал. Я и сам не думал, что он такой испорченный мальчишка.
Никто не успел и слова сказать, как капрал Кан удалился торопливой походкой и исчез в тени вековых деревьев банг : он явно не был расстроен и не нуждался в утешении. И никто не заметил, как его губы скривились в презрительной усмешке.