Математика, как известно, «цари­ца и служанка всех наук». Нау­ка становится наукой постоль­ку, поскольку в нее проникает число—так писал замечательный французский математик Эмиль Борель. А если говорить о связи математики и физики, то, на пер­вый взгляд, вообще трудно различить, где кончается математика и начинается теоретическая физика. Что касается физики экспери­ментальной — тут более или менее ясно. Эксперимену — это эк­сперимент. А вот теоретическая физика — это, казалось бы, просто глава математики.

Кстати, иногда так и думают. Но вот Л. Д. Лан­дау любил повторять, что математики доказывают теоремы для собственного удовольствия, а для физика-теоретика самое опасное перегрузиться математической ученостью. Можно, конечно, спорить с такой позицией, но, вероятно, нельзя отказать Ландау в праве иметь свои соображения о теоретической физике. И Ландау далеко не одинок. Пожалуй, не найдешь ни одного крупного физика-тео­ретика, который в той или иной форме не подшучивал бы над ма­тематикой и математиками. Правда, математики тоже не безответны. Еще Давид Гильберт (один из самых признанных острословов среди знаменитых ученых) говорил: «В сущности теоретическая физика слишком трудна для физиков». Но сам он, хотя и пробовал зани­маться теоретической физикой (общей теорией относительности), успеха не добился и А. Эйнштейн характеризовал его работы как «жульничество (обычно, корректно переводят — «плутни») сверх­человека». Конечно, все это легкое взаимное подкалывание следует понимать «в пиквикском смысле». Реально — профессионалы столь смежных областей весьма и весьма уважают и ценят друг друга. Но нам сейчас важно, что все они — и физики-теоретики, и математики полагают: науки наши разные. И, очевидно, им при­ходится верить, потому что кому же в конце концов судить, как не им.