Никто не мог взять в толк, что заставило худышку Зунга убежать из дому. Проще всего было предположить, что мальчишке опостылела жизнь в доме деспотичного и на редкость прижимистого капрала и он сбежал с бродячим цирком. Одни уверяли, что хозяин цирка спрятал мальчика на дне старенькой повозки с ярко размалеванным верхом. Пожалуй, за спиной его великанши-жены можно легко укрыть одного-другого мальчишку! Другие говорили, что парнишку похитила невесть откуда взявшаяся торговка детьми... Наши мамы почему-то сразу поверили в правдоподобность этой версии и начали пугать нас злыми торговками, которые будто бы похищают не только маленьких детей, но и больших тоже. Они дают им понюхать сонного порошка и увозят в горы. Чем дальше, тем больше разыгрывалась фантазия. Говорили, будто девочек лет тринадцати продают в селения горной народности мео: парни мео, мол, берут их себе в жены. Тринадцатилетних мальчишек приспосабливают к делу злоумышленники, которые контрабандой переправляют опиум в Китай... Запугать нас было не так-то просто, и нашим мамам пришло в голову установить за нами суровый надзор: теперь детям не разрешалось без спросу отлучаться из дома. Некоторые ретивые мамаши додумались до того, что держали своих ребят на привязи...  Меня целых три недели не пускали гулять: после школы я должна была сразу возвращаться домой. С этим можно было как-нибудь смириться, если бы не зарядили весенние дожди. Право, эти весенние дожди — чудо из чудес. Попробуйка усидеть дома, когда с неба сыплются серебряные капли, когда улицы одеваются в шуршащий сказочный наряд из серебристых нитей, сквозь которые пробиваются лучи послеполуденного солнца! Кругом такая красота, а в душе растет тревога. Это, наверно, потому, что мы с Лоан уже давно не наведывались на остров посреди Зеленой реки. Как там маши сокровища? Ведь на острове под бугорком возле старого куста зуой мы с Лоан зарыли большую жестяную банку. В нее мы положили коробку из-под печенья, а в коробке спрятаны деньги — наши сбережения.

Недели через две после этого приключения случилось событие, которое перевернуло всю нашу школьную жизнь.
Настало время сказать о моих любимых учителях. Их у меня было два. Первый — наш классный руководитель. За глаза весь класс ласково называл его папашей Тхе. Он значил для нас, учеников, больше чем учитель,— он был для каждого заботливым отцом. Ему минуло уже сорок, но собственных детей у него не было. Дело в том, что в годы войны антифранцузского Сопротивления папаша Тхе и его жена находились на подпольной работе в тылу врага. Случилось так, что их выследили и бросили в тюрьму, где жестоко пытали, после чего они стали инвалидами. Говорят, что у бездетных людей ужасно портится характер, они становятся злыми и сварливыми. Но наш учитель отличался на редкость мягким, добрым нравом. Этот бесхитростный человек был для нас настоящим отцом. Он одинаково относился и к первым ученикам класса, и к второгодникам. Он не допускал ни малейшей несправедливости к кому-нибудь из нас. Благородный и честный, он с искренним добродушием наставлял своих учеников на путь истинный, умел поддержать любого в трудную минуту. И мы это отлично понимали. Твердые жизненные правила, которых придерживался наш учитель, помогли мне впоследствии выстоять в нелегкое для меня время, научили снисходительно относиться к промахам других и не поддаваться чувству мести.

Едва я переступила порог дома, как мама обернулась ко мне:
— Сегодня такая жара! Сбегай за льдом — будем пить воду с лимоном!
Я схватила кружку для льда и выскочила на улицу. В нашем городке лед продавался только в двух местах. Раньше какой-то француз держал в нашем городке крошечную фабричку по производству льда, у которой было звучное название — фирма «Хоалы» . После ухода французов фабричку передали в ведение государства, и теперь там делали мороженое и лед для розничной торговли. Еще лед продавался в доме бывшего капрала Кана. Кан приобрел электрическую мороженицу и добился разрешения на продажу льда. Лед получался очень слабый, он быстро таял и стоил в два раза дороже фабричного, зато дом Кана был в двух шагах от нас, поэтому я предпочла пойти за льдом к Кану. Во дворе человек пять-шесть уже дожидались своей очереди, я было присоединилась к ним, как вдруг из дому выбежал Ли и, увидев меня, затараторил:
— Ты тоже за льдом? Ждать придется не меньше получаса! Холодильник у Кана не справляется. Ты будешь ждать?
«По такой жаре тащиться через весь город за льдом к бывшей фирме «Хоалы»? Ну уж нет»,— подумала я, взглянув через ограду на залитую полуденным зноем улицу, и сказала:
— Пожалуй, я подожду.

Наступил апрель. Первыми ярко-огненными цветами запестрели ветви «хвостов феникса» — огромных деревьев. В начале недели по дороге в школу у меня подвернулась нога, я упала так неловко, что в кровь расшибла колено, а на лбу у меня вскочила шишка величиной с плод гуайявы. Но все это мне показалось пустяком по сравнению с другой бедой: падая, я порвала мои новенькие брючки цвета хаки. На коленке зияла дырка величиной с монетку, сквозь которую сверкала белая кожа. Идти в таком виде в школу было неудобно, можно было бы вернуться домой и переодеться, но тогда я бы наверняка опоздала на урок. Поразмыслив немного, я достала из портфеля зеленоватую промокашку, оторвала от нее маленький клочок, слегка подкрасила черным карандашом, после чего попросила толстуху То, торговавшую на улице рисовой лапшой, дать мне лапшинок, чтобы заклеить дырку на брюках.