При таком старании развить в детях разум ни­когда не нужно забывать наставление апостола: думайте о себе более, нежели должно думать; но думайте скромно (Рим. 12, 3). Как необходимо пробуждать в человеке высшие способности ума и приводить их в деятельность, так крайне вредно, ес­ли в душе воспитанника питается высокоумие, над­менность и тщеславное самодовольство. Это зло, при образовании разума, очень скоро обнаруживает­ся, особенно в даровитых детях, если ему не проти­водействуют со всем вниманием и твердостью.

Как скоро разум воспитанника начинает раскры­ваться и приобретать некоторые сведения, воспитан­ник легко увлекается желанием все понимать и обо всем судить. Его ограниченные и поверхностные по­знания служат ему мнимо верной мерой, которой он думает все определять и все решать.

Кто знаком с новой и новейшей литературой и современной историей, тот знает, какое зло произо­шло на Западе для государств и веры от этой над­менности разума, выходящего за свои пределы. Не будет преувеличения, если скажем, что причина этих заблуждений, по крайней мере, отчасти скрывается в способе воспитания, принятом во многих странах Запада.

Если, не обращая внимания воспитанника на его ограниченность, всегда заботятся только о том, что­бы он был сведущ во всем и на все давал свое суж­дение, если почти все, о чем наши предки рассужда­ли и что установили, представляют ему непрочным, если в присутствии воспитанника вольно рассужда­ют о самых важных предметах и иные из них даже осмеиваются, если, наконец, сами учитель и воспи­татель во всем образе своей жизни показывают лег­комыслие и надмение, то что удивительного, когда таким образом воспитанный юноша будет пересту­пать все границы долга и благоразумия и, ослеплен­ный воображаемой полнотой своей мудрости, будет превозноситься разумом над всем, что издавна было установлено и уважаемо?

Для предохранения воспитанников от этого ужасного зла надо чаще напоминать им следующее:

а)   разум человеческий вообще весьма ограничен. Один Бог есть полнота мудрости, а нам дано участ­вовать в ней только по мере наших весьма ограничен­ных возможностей. То, чего и самый образованный человек не знает, беспредельно больше того, что он знает. И в видимом творении мы встречаем весьма много такого, чего не в состоянии понять, а тем менее объяснить,— что же сказать о мире невидимом! По­этому истинно мудрые люди, лучше понимая свою ограниченность, всегда отличались скромностью;

б) особенно в детстве и юности наш круг зрения бывает очень ограничен, когда наше знание еще не зрело, не утверждено опытом и, подобно тени, от­ражаемой на поверхности колеблющейся воды, весьма смешанно и непостоянно. Поэтому, не делая учеников легковерными, надо внушать им уваже­ние к досточтимой древности и ко всем тем уста­новлениям, чья польза уже с давнего времени дока­зана. Если древние в том или другом случае и оши­бались, это не дает нам права презирать их. И как часто случается, что там, где мы обвиняем древних в заблуждении, их взор оказывается гораздо вер­нее нашего! Не ознакомившись с опытом, мы их взгляды нередко считаем ложными, но со временем находим, что они были правы;

в) важно то, с какой стороны и с какой точки зрения мы смотрим на предметы. Как было бы не­разумно с нашей стороны, если бы, не имея воз­можности обозреть целого, стали мы осуждать правила наших начальников или даже общие распо­ряжения и постановления тех, которые Богом по­ставлены управлять странами и государствами!

г) в вопросах откровенной веры особенно надо избегать всякого высокоумия и вольномыслия. Не­сомненно зная божественность откровенной веры из неоспоримых событий, мы, хотя всегда должны ста­раться более уразумевать ее учение и постановления и ими пользоваться, никогда не должны подчинять

Божественные тайны слабым нашим взглядам или хотеть все понимать и безрассудно отвергать то, что для нас непонятно. Если в природе видимого мира происходит много необъяснимого для нас, то можно ли удивляться тому, что домостроительство спасе­ния падшего рода человеческого, эта бездна премуд­рости и любви Божией, содержит такие тайны и глу­бины, которых ограниченный ум человеческий никак постигнуть не может?

Если воспитанник в своем суждении будет пока­зывать некоторое надмение и вольность, то никогда не нужно оставлять этого без замечания: ему надо давать чувствовать, как он мало способен и мало имеет права судить о трудных для него или вообще непостижимых предметах. Такие наставления всегда нужно делать без гнева и с возможной пощадой дет­ского чувства чести. Если же занятый собой и упря­мый воспитанник не уважает голоса любви, то надо усилить предостережение и в необходимом случае употребить более действенные меры.

Но главное всегда и везде — это постоянно поддерживаемый сыновний страх к Богу и добрый пример воспитателя. Если воспитатель о своих пред­метах рассуждает основательно и с непритворной любовью к истине, а там, где обязанность и уваже­ние к святыне того требуют, бывает скромен или с благоговением преклоняет колена и непритворно со­знает ограниченность своего разума, то такой при­мер действует на детей сильнее всякого устного на­ставления. Столь же важен в этих случаях благочес­тивый пример родителей и вообще всех имеющих влияние на детей.

Добавить комментарий


Защитный код
Обновить

Copyright © 2024 Профессиональный педагог. All Rights Reserved. Разработчик APITEC
Scroll to top