В семнадцатом веке математики создали основы самой невероят­ной науки—теории вероятности. По-моему, нет более парадок­сальной и красивой постановки проблемы во всей истории матема­тики и вообще человеческой мысли. В основе — фантастическая идея — найти законы там, где, как заранее известно, царит слу­чай, где нет никаких законов. К концу девятнадцатого века теория вероятностей превратилась в вполне почтенную дисциплину. Но вот тут-то и начались споры и сомнения. Потому что идейные ос­новы теории вероятностей с позиций математиков никуда не годи­лись. В двадцатом веке была, наконец, создана строгая аксиомати­ка теории вероятностей. Это сделал один из самых крупных мате­матиков нашего Бремени советский академик А. Н. Колмогоров.

А в конце девятнадцатого столетия очень скромный, спокойный джентльмен Джошуа Виллард Гиббс, взяв за основу вероятностный подход, создал статистическую физику. Гиббса совершенно не волновали тонкие, чисто математические проблемы теории вероят­ностей. Если бы они его заботили, он возможно стал бы великим математиком, но ничего не сделал бы в физике. Он подошел к проблеме как физик-теоретик и, вероятно, его работы имеют для физика не меньшее (а, быть может, и большее) значение, чем меха­ника Ньютона. После создания квантовой механики «вероятност­ный стиль мышления» вообще стал основным в физике.

Мораль. Все та же. И математик и физик-теоретик в конечном счете занимаются одним и тем же: исследуют мир. Более того, исследуют они часто одними и теми же инструментами. Но цели, объекты исследования и интересы исследователя отличны. А по­тому — это совершенно разные науки.

Есть еще много прекрасных историй. Каждая из них заслужи­вает отдельной книги. Но, пожалуй, пора прерваться.

Если вы хоть чуть-чуть заинтересовались всем тем, о чем здесь шла речь, это уже хорошо, это несомненно даст свои результаты. Во всяком случае, так принято заканчивать популярные статьи, когда автор видит, как мало он смог сказать о замечательных и красивых вещах.