Если бы человек пребыл всегда таким, каким он первоначально вышел из рук Творца, то есть пра­вым и неповрежденным, то для него не стоило бы никакого труда всецело быть преданным Богу и лю­бить Его всем сердцем, а ближних, как самого себя; ибо душа его, возвышаемая и укрепляемая Божест­венной благодатью, всегда чувствовала бы, что она для того и сотворена, чтобы постоянно стремиться к Богу и всегда пребывать в тесном общении с Ним.

Тогда все ее силы стройно подчинялись бы ее стремлению и содействовали бы достижению главно­го назначения человека. Но с того времени, как чело­век отпал от Бога — конечной своей цели, стал не та­ким, каким был сотворен. С того времени он уже не имеет прежнего стремления к своему Началу, ибо все силы его через грех повредились и вместо Бога стре­мятся к земле; в том и состоит нравственное повреж­дение человека, что он, отвращаясь от Бога, теряется в пристрастии к земному.

Превратное самолюбие сделалось главным нача­лом действий растленного человека, и от этого нача­ла распространяются, как три ветви, плотоугодие, корыстолюбие и гордость, смотря по тому, где кто ищет своего высшего блага,— в чувственных ли на­слаждениях, в обладании ли внешними благами или в безумном возвышении себя, по примеру духов, от- падших от Бога.

Философия, вместо того чтобы противодейство­вать этому повреждению человеческой природы, ча­сто еще более увеличивала это зло и делала его неис- цельнее. Она никогда не могла примирить человека с Богом и уврачевать нравственное повреждение че­ловеческого естества, потому что предметом своего изучения ставила человека и до степени главного за­кона его деятельности возводила то самое, в чем со­стоит его повреждение. Поэтому большая часть си­стем философии есть не что иное, как обманчиво раскрашенные наставления ограничивать или чувст­венность гордостью, или гордость — чувственнос­тью, т.е. изгонять одно зло другим.

Для того чтобы уничтожить пришедшее в нашу природу греховное самолюбие во всех его проявле­ниях или, по крайней мере, прекратить господствую­щий в нас беспорядок, необходимы борьба и усилен­ное напряжение, цель которых — с верой и упова­нием на Ходатая нашего Иисуса Христа, при содей­ствии благодати Святого Духа, постоянно подчинять чувственность духу, а дух — Богу.

Это мы называем христианским самоотвержени­ем. Впрочем, здесь говорится только о первой со­ставной части его: о подчинении духу самолюбия с греховными его порождениями; а предание духа во­дительству Божию есть уже не приготовление к этой добродетели, а сама добродетель и существо ее.

Еще древние свое учение о самоотвержении, со­гласно которому чувственность должна подчиняться духу, предлагали в кратком, но многознаменатель­ном выражении: будь воздержен и терпелив. По этому правилу:

а) надо господствовать над стремлением к чувст­венным удовольствиям и внешним благам, чтобы ни­когда не быть рабом того, что ниже тебя, но всегда подчинять свои желания высшим целям;

б) чувственные неудовольствия надо побеждать так, чтобы на подвижническом пути к твоему глав­ному назначению никакая трудность не могла оста­новить или устрашить тебя.

Это правило: будь воздержен, то есть владыче­ствуй над стремлением к чувственным удовольстви­ям, требует, чтобы каждая незаконная привязан­ность к какому бы то ни было предмету тотчас была подавляема и чтобы возникающая искра греха таким образом погашалась прежде, нежели она обратится в пламень. Даже если бы предмет сам по себе был и позволителен, разумное господство над собой требу­ет с нашей стороны самоустранения от всего несо­гласного с конечным назначением человека, будет ли это несогласное усматриваться в цели, во времени, в мере или в других обстоятельствах.

Столь же важно господство и над чувственным неудовольствием, выражаемое упомянутым прави­лом древних: будь терпелив. Как бы ни было трудно и противно это слабому чувству человека, он никог­да не должен быть рабом неприятных впечатлений, но, силой своей воли возвышаясь над ними при со­действии благодати Божией, всегда обязан делать только то, что справедливо и благоугодно Богу.

Это господство над самим собой есть дело не только детства или юности, но и всей нашей жизни. Поэтому оно должно начинаться с ранних лет и по­стоянно продолжаться в течение всей настоящей жизни, доколе дух будет бороться с плотью. Кто в своей юности водился только чувственным удоволь­ствием или неудовольствием, тому в последующие годы нелегко будет освободиться от рабства чувст­венных пожеланий. Отсюда видно, что не следует дожидаться, пока ребенок сам будет в состоянии пользоваться своим разумом: родители и воспитате­ли, как поставленные Богом руководители детей, за­ранее должны обуздывать или, если возможно, сов­сем искоренять беспорядочные пожелания их. Сюда относится все то, что в соответствующих разделах было сказано о приучении детей к умеренности, о физическом укреплении тела, о повиновении, награ­дах, наказаниях и т.д.

Когда воспитанник достигнет известной степени духовной зрелости и будет способен к внутренней деятельности, тогда надо воодушевлять его самого к постоянной и неослабной брани против чувственных и вообще незаконных желаний и наклонностей.

Молодой человек, по мере приобретаемых им сил, должен постепенно приучаться переносить тру­ды, все более и более увеличивающиеся, и удержи­ваться не только от непозволенных, но и от некото­рых позволенных удовольствий, чтобы еще более приучить себя к подвигам самоотвержения. Только тот, с упованием на помощь Божию, и может наде­яться счастливо окончить борьбу с греховными вле­чениями и наклонностями, кто прежде привыкнет одерживать победу над своими желаниями посред­ством многократных предварительных упражнений в отречении даже от позволительных удовольствий.

К этим приготовительным упражнениям встре­чается довольно поводов и в кругу детской деятель­ности. Но для облегчения дела можно употреблять чувственные поощрительные средства, например, награды; также можно пользоваться стремлением юношей к чести. Но всегда и везде главное — жи­вая вера в Бога всевидящего, детская любовь к Не­му и удаление со страхом от всякого греха.